svetlana_panina

Однажды мне было ужасно хреново. Вернее, хреново мне было не однажды, но в тот раз мне было особенно тоскливо, одиноко и тошно. У меня была серьезная депрессия, да к тому же я сползала на дно воронки от разрыва внезапной и болезненной любви, потеряв последние силы, вкус к жизни, угасая, как брошеный на мостовую окурок. Нет, я не собиралась ничего с собой делать. Но, кажется, я бы обрадовалась в последние секунды жизни, если бы что-то прикончило меня. Я не видела смысла посещать психотерапевта. Но все-таки ходила, потому что мне важно было понимать, что я еще способна хотя бы раз в неделю вымыть и уложить в прическу волосы и сделать по улице пару сотен шагов. Сделать хоть что-нибудь для себя. Сделать без всякого удовольствия.

- Ты ела? - спрашивала терапевт меня в каждое посещение.
Ела ли я? Конечно. Если не забывала. Каждое утро я честно собирала себе красивый и полезный завтрак. И на следующее утро находила его нетронутым. Приходилось выбрасывать и готовить себе новый. Обычно на третий день организм все-таки начинал бунтовать, и приходилось контролировать, заставлять себя есть. Ложечка картона за маму. Ложечка картона за папу. Картонная котлета. Бумажная каша. Кисель из целлюлозы. Салат с приправой из золы. Где-то я однажды прочла по-восточному цветистое описание горя "И еда на его языке превращалась в пепел". Это не было красивой метафорой, еда потеряла вкус.

- Ты ела? - спросила меня терапевт в очередное посещение.
Мне надоели эти вопросы.Я, наконец, объяснила, что это мое личное дело, сколько мне есть, и что я не собираюсь умирать от голода, а если и собираюсь, то что с того?
- А кто придет на твою могилу? - спросила она.
Я хотела ответить, что никто. Может, папа и брат - кому-то же надо меня хоронить. Потому что за время моих страданий я забилась в такую глубокую и глухую нору, что, кажется, мир ко мне потерял всяеский интерес.
- Неужели никто не придет? - не отставала терапевт.
- Ну, теоретически, могла бы прилететь подруга. Но это больше тысячи километров. И еще одна. Чуть меньше тысячи километров, но она недавно после операции. И вот еще. Постой...

Внезапно я поняла, что люди, которых я вспомнила, наплюют на все препятствия. Возьмут под мышку весь мешок своих маленьких детей. Приедут на скорой помощи. Уволятся с работы. Угонят самолет. Они придут попрощаться. Им не нужны будут приглашения.
И среди этих людей не будет того, о ком я сейчас так страдаю. Того, кто до сих пор говорит, что любит меня и только обстоятельства непреодолимой силы держат его на расстоянии. Он не придет на мою могилу. Это абсолютно точно.

Так я начала выздоравливать.

Удивительно, что в моем списке оказались не только настоящие и преданные друзья, с которыми я до сих пор. Но и люди, с которыми на тот момент у меня были сложные отношения. Именно с той поры в этих сложных отношениях что-то стало меняться. А по поводу несчастной любви... Нет, волшебного исцеления не произошло. Но оно тоже началось в этот момент. Когда я поняла, что на свете существуют люди, согласные ради меня на многое, и это те же самые люди, ради которых и я на многое готова, у меня стало находиться время и силы для общения с ними. И это оказалось целительным для моего разбитого сердца. Чем больше моей любви уходило людям, которые любили меня, тем меньше текло слез по поводу того, кто никогда бы не приехал на мою могилу.

С тех пор много воды утекло. Мне больше не нужно представлять свои похороны, чтобы вспомнить о настоящих друзьях и по-настоящему близких людях. Можно всех позвать на праздник и, надо же, сюрприз! На праздник они прилетают, преодолевая тысячи километров. И танцуют на свадьбе на костылях. И приходят няньчиться с моим мешком маленьких детей. И пусть хороших поводов для встреч будет много-много . Я хочу как можно дольше любить именно их - тех, кто особенно бережен с моим сердцем.